Московские — скаковые, ивановские — ломовые

В городе Иваново, что в четырех часах езды от Москвы на скоростном поезде, есть Ивановский государственный химико-технологический университет — красивый, атмосферный, живой. Здесь удивительным образом сочетаются высшее технологическое образование, добротное и востребованное, и настоящая актуальная наука. Здесь кипит жизнь, здесь хочется учиться и работать, сюда хочется возвращаться. Один из создателей такого университета — гость нашей рубрики Оскар Иосифович Койфман, член-корреспондент РАН, доктор химических наук, профессор, заслуженный деятель науки РФ, лауреат премии Правительства РФ в области науки, лауреат премии Президента РФ в области образования, президент ИГХТУ. О том, как живется сегодня химическим университетам и университетской науке, с гостем беседует главный редактор журнала Любовь Николаевна Стрельникова.

Всю жизнь вы отдали химии. Кто определил этот выбор — родители, школа, мода?

Учитель химии в моей школе — Борис Николаевич Пасечник. Это был совершенно удивительный человек, который влюбил в химию почти всех своих учеников. Я учился в школе № 2 имени А.С. Пушкина в маленьком городке Сороки в Молдавии, и у нас был настоящий кабинет химии — единственный в школе, где занимались только химией. У каждого ученика был стол, к которому был подведен газ, на столе стоял полный набор необходимых реактивов и химической посуды, вращающиеся стульчики. Предметом особой гордости была доска, которую придумал Борис Николаевич — она поднималась и опускалась. Он организовал для нас в школе химический кружок, где два раза в неделю мы занимались химическими опытами и делали разные приборы. Я, как сейчас помню, смастерил прибор, который позволял с помощью электролиза разлагать воду на кислород и водород. Он создал в нашей школе Общество юных химиков имени Николая Дмитриевича Зелинского, заказал для нас членские билеты в типографии, и мы ходили с этими корочками страшно гордые.

А еще Борис Николаевич придумал и вместе с нами сделал первую в Советском Союзе электрифицированную таблицу Менделеева. На пульте управления можно было выбрать элемент, нажать тумблер и увидеть, как устроен его атом, электронные оболочки. Интересно, что эту таблицу мы конструировали в 1961 году, когда я учился в 10 классе. В тот год открыли 101-й элемент, который позднее назвали менделевием. Так вот когда мы таблицу сделали, Борис Николаевич решил «увековечить» имена всех, кто принимал участие в изготовлении этой сложной конструкции. И когда имена всех участников выгравировали на крышке пульта, их оказалось ровно сто один, по числу открытых элементов.

А как вам удалось совместить полимеры и ваши научные интересы, которые лежат в области макрогетероциклов?

Я их совместил в буквальном смысле этого слова — мы занялись разработкой полимеров, на которые можно иммобилизовать, то есть посадить наши макрогетероциклические соединения, особенно содержащие определенные металлы. Мы придумали метод синтеза, который позволял целенаправленно размещать макрогетероциклы на фиксированном расстоянии друг от друга. В таком виде они оказались весьма эффективными катализаторами для некоторых процессов.

Когда я только взялся за полимерную тематику, у нас был зарубежный проект, в котором участвовали испанцы, англичане, поляки и русские. Мы создавали полимерный материал для медицины. Если на внутреннюю поверхность полимерной трубки нанести металлопорфирин, а затем пропускать по трубке кровь, зараженную определенными вирусами, то, регулируя количество макрогетероциклического соединения, скорость протекания крови и освещение, можно очистить кровь от вирусов. В научном плане проект довели до конца, пытались его практически внедрить. Но тут опять что-то произошло с международными отношениями, Россию из проекта исключили, поэтому работу мы завершить не успели. Но идеи и наработанный опыт мы использовали в других своих исследованиях и проектах.

Мечта сбылась  — новый полимерный материал вы получили. Однако впоследствии вам пришлось совмещать занятия любимой наукой и ректорством. Что для вас интереснее и важнее?

Это очень сложный вопрос. Человек, который начинает заниматься наукой, с большой вероятностью никогда не думает, что ему когда-нибудь придется стать ректором и заниматься всем тем, чем приходится заниматься ректору. Да, на науку у ректора остается не слишком много времени. Но я всегда пытался соблюдать разумный баланс. В субботу и полдня воскресенья, если я был в Иванове, я проводил на работе, нарушая трудовое законодательство. И это позволяло мне быть в курсе того, чем занимаются мои научные сотрудники, преподаватели, аспиранты. Науке я всегда отдавал предпочтение за рамками ректорских обязанностей.

Однако человек, который становится ректором, в любом случае должен понимать, что для него на этот период, период ректорства, на первое место выходит ответственность за тот вуз, за тот коллектив, которым он руководит. Во время моего ректорства эта ответственность была связана в основном с проблемами долгов. Став ректором в 1998 году, я получил 19 миллионов долгов по коммуналке, а затем была борьба за то, чтобы не отключали электричество, не отключали тепло.

При мне не было самого болезненного требования «сверху» — обеспечить сотрудникам двойную среднюю по региону зарплату. Так что нынешние ректоры вынуждены не обращать внимание больше ни на что, вернее, все остальное — по остаточному принципу. Первое — заплати зарплату. А где взять? Где хочешь, там и бери. Я искренне сочувствую ректорам.

Но при этом вам удалось сильно поднять рейтинг вашего университета. В одном из последних мониторингов министерства ИГХТУ занял четвертое место.

Это заслуга уже нынешнего ректора. Да, был мониторинг по девяти показателям, пять из которых — по науке. ИГХТУ оказался четвертым среди 215 университетов. Правда, сюда не вошли федеральные и исследовательские университеты.

Почти 90% выпускников Ивановского государственного химико-технологического университета работают в химической индустрии. О.И. Койфман на предприятии «Акрон» с ректором ИГХТУ М.Ф. Бутманом (слева) и одним из выпускников

Количество выпускников, работающих по специальности, — этот показатель учитывается в рейтингах?

Этот показатель есть. Но он достаточно условный, потому что плохо поддается учету. Раньше было государственное распределение, был отрывной талон, который в обязательном порядке возвращался в университет. Теперь же распределение отменено. Но у нашего университета прекрасные связи с отраслью. Каждый год мы проводим ярмарку вакансий, на которую приезжают представители производств. В этом году было 120 предприятий. Вообще, они начинают встречаться и беседовать со студентами уже со второго и третьего курса, что-то им обещают, некоторым выплачивают стипендии. Работодатели любят здесь бывать. Часто, несмотря на свою занятость, приезжают генеральные директоры, потому что понимают: их авторитет, их обещания более весомы.

Проблемы, конечно, есть. Наш выпускник, приехавший на современный завод, не должен видеть оборудование в первый раз. Но так, к сожалению, происходит, потому что большинство технологических вузов работает на оборудовании, приобретенном в середине прошлого века и, в небольшой части, — при Брежневе. А на самом деле вузы должны опережать предприятия, показывать студентам новые процессы и новые образцы техники. Ну по крайней мере — не отставать. Поэтому предприятия вынуждены, получая специалиста, доучивать его под конкретное оборудование и технологию. Хотя, с другой стороны, они сами виноваты. Мы много раз предлагали промышленникам оборудовать у нас совместные лаборатории и разработать совместную учебную программу, чтобы целевым образом готовить для них специалистов. Однако на это они деньги, как правило, жалеют.

А знаете, ваш университет производит впечатление весьма состоятельной организации. Фасады ваших исторических зданий, памятников архитектуры, всегда в порядке и красоте, в университете чисто везде, аудитории в прекрасном состоянии… Есть особые секреты?

Главный секрет — творческий подход к решению проблем. Во времена моего ректорства, когда было совсем сложно с деньгами, у нас было много необорудованных и неотремонтированных аудиторий. И вот как-то защищал у нас диссертацию один из руководителей одного из банков — по экономической специальности. После успешной защиты он с неодобрением высказался по поводу неприглядного внешнего вида зала, в котором проходила защита. Я промолчал. Но потом мы пошли в спортивный зал, и он предложил сыграть в настольный теннис. Я сказал, что играю только на интерес. В данном случае условие такое: если выиграю я, то он отремонтирует конференц-зал. А он говорит — а если я выиграю? — Будешь доволен, что выиграл у ректора. Я тогда выиграл, шесть партий подряд. И он честно выполнил свои обязательства — отремонтировал конференц-зал, что по тем временам стоило дорого. Этот конференц-зал совмещен с музеем, там проходят защиты, торжественные мероприятия, там мы чествуем юбиляров, и на его дверях висит памятная табличка с надписью, кто этот зал отремонтировал. Но и теперь, несмотря на финансовые сложности, мы продолжаем ремонты и оборудование аудиторий и лабораторий. Помогают некоторые предприятия, за что вуз им очень благодарен.

О.И. Койфман с Даном Шехманом, лауреатом Нобелевской премии по химии 2011 года, в Институте общей и неорганической химии имени Н.С. Курнакова

Национальная наука, аборигенная наука, провинциальная наука… Как вы относитесь к такой градации? Имеет ли она право на жизнь?

Нет национальной науки, как нет национальной таблицы умножения. Нет провинциальной и региональной науки, все эти термины от лукавого, есть только хорошая наука или плохая, других нет. Здесь, в региональном университете, наука такая же, как и везде, — та же методология, те же требования. Да, у нас похуже оборудование, но мы публикуемся в тех же журналах, что и наши коллеги из крупных городов. Так что все эти названия типа «провинциальная наука» звучат даже обидно для нас.

Что же касается российской науки, то такое словосочетание вполне уместно, когда мы говорим о приоритетах нашей отечественной науки. А они, безусловно, есть. Скажем, Россия — страна с богатейшими ресурсами, поэтому все исследования, касающиеся разведки полезных ископаемых, их добычи и переработкой, для нас чрезвычайно актуальны. Есть проблемы, связанные с передачей электроэнергии на большие расстояния, поскольку у России огромная территория. Поэтому все исследования и разработки, связанные с передачей энергии, ее локальным производством, запасанием и прочим, — это очевидный национальный приоритет.

Судя по тому, что пять лет назад вы получили почти стомиллионный грант РНФ, с наукой в вашем университете все в порядке. Кстати, а на что был выдан грант и как вы потратили эти деньги?

Грант был выдан под Институт макрогетероциклических соединений, который я создал десять лет назад. Сегодня это институт Ивановского государственного химико-технологического университета, который объединяет 13 лабораторий с самых разных кафедр, одну лабораторию из Института химии растворов, а также международную лабораторию под руководством профессора Торреса из Мадрида. У института нет своего здания, поскольку он сложен из готовых лабораторий, но функционирует институт на деньги, полученные по конкурсам. А я его научный руководитель.

Пять лет назад мы действительно получили большой грант на пять лет, почти по двадцать миллионов в год, который назывался «Новые функциональные материалы на основе макрогетероциклических соединений». В работах по гранту участвовало более сотни человек. Мы синтезировали и исследовали новые материалы для фотовольтаики, электрохимические пленки, новые полимеры и катализаторы, фотосенсибилизаторы для лечения онкологических и бактериальных заболеваний. За эти пять лет мы опубликовали 170 статей, причем 70% этих публикаций — в высокорейтинговых научных журналах. Выпустили три монографии.

На что мы потратили сто миллионов? Сорок восемь миллионов потратили на оборудование. Если из оставшегося вычесть реактивы, обязательные отчисления в бюджет, то останется не так уж и много, но и не мало. Однако мы договорились с сотрудниками, что зарплату как таковую платить не будем, а будем платить за результат. Написал статью в зарубежный журнала — получи 50 тысяч, умноженные на импакт-фактор журнала, но не больше 300 тысяч. Эти деньги получал коллектив авторов.

По итогам РНФ мы подготовили огромный отчет и решили обобщить результаты в коллективной монографии. Получилось двадцать глав почти по пятьдесят страниц каждая. Так что это будет толстенная книга «Новые функциональные материалы на основе макрогетероциклических соединений», итог нашей работы за пять лет.

Одна из многочисленных общественных обязанностей О.И. Койфмана – членство в Президиуме Российского химического общества имени Д.И. Менделеева. На одном из заседаний президиума, которое проходило в ИГХТУ в 2008 году, с академиком И.И. Моисеевым, вице-президентом РХО (слева), и академиком П.Д. Саркисовым, президентом РХО

У вас огромное количество обязанностей — и в университете, и в институте, и в академии наук. Как вы на все находите время?

Я как-то решил составить список своих нагрузок. Общественных и необщественных. И у меня вышло 51. Когда их больше десяти, то уже все равно. Главное — правильно распорядиться временем, организовать свою работу, чтобы тот, с кем ты работаешь, понимал, что ты действительно занят. Кафедра у меня так устроена, что работает самостоятельно. Они не насилуют меня по мелочам и привлекают, когда надо решать принципиальные вопросы, а с текущими коллектив справляется сам.

Наверное, счастье мое в том, что я увлекающийся человек. Я могу найти интерес в чем угодно. И для меня главное, чтобы моим сотрудникам и коллегам было интересно на работе, чтобы студентам было интересно учиться, а преподавателям преподавать, чтобы исследователей снедали страсть и азарт. Вот тогда получается отличная наука и добротное образование.

Любовь Стрельникова   («ХиЖ», 2019, №5)

Полную версию  можно прочитать здесь  https://www.hij.ru/read/issues/2019/may/21909/

Эта статья доступна в печатном номере "Химии и жизни" (№ 5/2019) на с. 2 — 8.