28.12.2023
«Так я стал членом преступного сообщества»
Абсолютно не новогодняя история Автор: Алексей Машкевич Алексей Машкевич «Слухи и факты» не раз писали о так называемом «лесном» деле, начавшемся в 2017 году с задержаний никак не связанных между собой лесозаготовителей,
Абсолютно не новогодняя история
Автор: Алексей Машкевич
Алексей Машкевич
«Слухи и факты» не раз писали о так называемом «лесном» деле, начавшемся в 2017 году с задержаний никак не связанных между собой лесозаготовителей, которых потом фантазия полицейских следователей превратила в организованное преступное сообщество (вот, читайте: 2019-й , 2020-й , 2021-й , 2022-й годы). Сегодня процесс над «лесниками» подходит к концу, странности и непонятки перекочевали из следовательских кабинетов в зал судебного заседания, и 22 декабря государственный обвинитель запросила для лесорубов совершенно дикие сроки заключения – намного большие, чем обычно дают убийцам и насильникам. А мы под финал процесса попросили рассказать о деле Олега Головцова, одного из обвиняемых (в том числе по модной 210 статье Уголовного кодекса РФ).
Вот его рассказ – что называется «от первого лица».
- Я предприниматель, директор и учредитель двух лесозаготовительных предприятий - «Форест» и «Лестрансхолдинг», лесозаготовками занимаюсь с 2007 года. Делянки брал сначала с аукционов, потом у арендаторов, потом своя аренда появилась в Верхнем Ландехе. Нормально работали, без проблем. И вдруг 9 августа 2017 года на мою пилораму в Стромихино прилетает полицейское маски-шоу: УБЭПиПК, уголовный розыск и, насколько мне известно, даже спецназ «Гром». Пилорамщиков сначала чуток помяли, потом всех опросили – меня в том числе – и поехали ко мне домой на ТЭЦ-3с обыском. Там полицейские увидели документы, подтверждающие, что я арендатор лесного участка, и сильно удивились: «Мы думали, ты незаконно рубишь». Хотя я им ещё на пилораме сказал, что у меня всё в порядке на моём лесном «огороде». Мне тогда сказали – остаётесь в деле свидетелем.
Проходит три месяца, и 28 ноября 2017 года сотрудники третьего отдела УБЭПиПК задерживают меня на автостоянке у ТЭЦ-3 вместе с моим братом Михаилом Школиным, моим работником. Нас привезли в УВД, включили какую-то непонятную запись и дали прослушать два разговора. Один вообще из трёх слов, я в нём говорю: «Я на кладбище». И второй, чуть длиннее, с моим бывшим работником Ашуровым, который мне докладывает: «Мы на базе». А я ему: «Молодцы, до свидания». И оказывается, что этот Ашуров на основании тех двух разговоров заявил, что я участвовал в незаконной рубке и перевозке леса – стоял на шухере, когда вывозили два лесовоза древесины. Я говорю полицейским: «Вы что-то неправильно понимаете, у меня есть арендатор лесозаготовительного участка, который там рубит лес. У меня выработка только по расчётной лесосеке 16 тысяч кубов в год, плюс был договор купли-продажи с шуйским арендатором на 1600 кубов. Зачем мне воровать те двадцать восемь? И, тем более, зачем я, директор и собственник, буду у кого-то на шухере стоять?»
Но в итоге меня поместили в ИВС, а я сразу решил не брать 51-ю, стал давать показания и попросил провести следственные действия с Ашуровым. Тот дал свои показания, я свои. Следователь попросил меня под стражу заключить, но прокурор сказал – только домашний арест. Мы с адвокатом возражать не стали, и во избежание провокаций я решил отсидеться дома.
А провокации всё равно были. Ещё в статусе свидетеля на остановке в Кохме я увидел проходящего по этому же делу Кондрушина и хотел спросить, как дела. Помахал ему рукой, а тот побежал от меня через дорогу, его чуть машиной не сбило, сел в машину и уехал. А впоследствии сотрудники полиции развернули это так, что я хотел воздействовать как-то на этого Кондрушина – он, оказывается, тогда уже пошёл на досудебное соглашение, вовсю сотрудничал со следствием. Написали рапорт, что я пытался на Кондрушина оказать физическое и моральное давление, что он меня испугался и его затрясло. Из-за этого мне потом продлили домашний арест еще на четыре месяца – в итоге почти полгода просидел, а после меня отпустили под подписку о невыезде.
Технику ещё у меня изъяли как вещдок 10 августа 2017 года с пилорамы в Стромихино, на следующий день после маски-шоу. Я вроде ещё свидетелем был, но её забрали как доказательство того, что была незаконная рубка. На каком основании она была изъята, я так и не понял. К делу как вещественное доказательство технику приобщили только спустя почти год, а до этого она гнила на улице просто так.
Меня сегодня часто спрашивают, почему у нас столько времени длились следствие и суд. Да потому что это волокита была. Мы писали много жалоб на то, что затягивается следствие. А следователи отвечали, что следствие и затягивается из-за того, что жалоб много. Ещё мотивировали тем, что очень много народа в деле, много доказательств и следственных действий.
У нас сейчас в зале судебного заседания сидит 29 лесников, и это не только моя бригада. Следователи несколько бригад собрали в одну. А если посчитать с четырьмя досудебщиками и с учетом покойного Левицкого, получается 35 человек на старте было. И всех нас объединил гражданин Узбекистана Олим Ашуров . Это он зачем-то сказал следователям, что мой брат все эти бригады организовал – и полицейские сразу увидели признаки преступного сообщества. Вся структура нашего так называемого «преступного сообщества», куда Ашуров и себя по широте душевной включил, основана только на его показаниях. В деле есть все документы, опровергающие эту версию, но документам не верят, а верят Олиму Ашурову. А сам он на вопрос суда «вы знаете, что такое преступное сообщество?» ответил – да, это когда много народу.
Олим Ашуров
На момент задержания Ашуров находился в России незаконно. Я ему задавал вопросы в ходе судебного следствия, плюс была изучена его иммиграционная карта и установлено, что на территории Российской Федерации он заключался под стражу и неоднократно привлекался к ответственности по фактам мошенничества, но дела были прекращены. После задержания у него было два варианта: либо в СИЗО, либо в Центр временного содержания нелегальных эмигрантов. Но полицейские Ашурова почему-то выпустили под подписку невыезде. Я в суде спросил у него – каким образом ты остался на подписке о невыезде? Он ничего не ответил.
А сейчас Ашуров уже гражданин России, и есть подозрение, что это ему награда за досудебное сотрудничество со следствием, хотя в законе написано, что лицу, находящемуся под уголовным преследованием, отказывается в получении гражданства. В бланке на получение гражданства есть графа с вопросом: «находитесь ли вы под уголовным преследованием?». Я Ашурову на судебном следствии задал вопрос: «Что ты в этой графе написал?» А он затрясся и сказал – этот бланк заполнял не я. Далее я ему задал вопрос: «Почему ты не покинул пределы Российской Федерации и незаконно здесь находился?». Он сказал, что у него никаких проблем не было. Однако при изучении его телефонных переговоров с 6 по 8 августа 2017 года я нашёл звонок в миграционную службу. Ашуров спрашивает: «Что мне делать? У меня 7-го числа заканчивается регистрация». Ему отвечают, что можно продлить регистрацию еще на 90 суток, но он разошелся с женой, и она ему не давала прописку. Она ещё в конце 2016 года сбежала от Ашурова с детьми в Краснодар, потому что он её бил. А потом оказывается, что он как-то получил гражданство. Судья, надеюсь, на это обратил внимание.
Ашуров получил гражданство РФ в апреле 2019 года, когда предварительное следствие было уже закончено, следственные действия прекращены. И следователи не удосужились запросить из МВД Узбекистана характеристики на него и справки из медицинских учреждений. Никаких медицинских документов о том, что он в здравии, нет. Кто этот человек? Как и за что ему дали гражданство РФ? Мы не знаем, гособвинение этого не оглашало.
И ещё в суде был интересный момент. Я попросил огласить первую очную ставку, которая была в ИВС, на что получил отказ – гособвинение было против. Я объяснил, что есть противоречия в словах Ашурова, сказанных тогда и позже. Но получил отказ с формулировкой «вы затягиваете судебный процесс». И всё. В итоге вся моя вина строится на показаниях Ашурова, хотя тот постоянно менял в показаниях дату злополучной рубки. Сначала это был декабрь. Потом, когда меня задержали, он дал показания, что это было 7 февраля. Позже утверждал, что в том месте рубили в июне 2017-го. Но следствие не увидело противоречий в его показаниях и оставило в деле версию о том, что рубили 7 февраля 2017 года – именно в тот день, когда у меня были два коротеньких разговора с Ашуровым. Но моей полной фонограммы в деле нет. Я так понимаю, что её удалили, потому что по ней стало бы понятно, что в тот день я вёл много переговоров с другими людьми. Стало бы ясно, что мне некогда и незачем было на шухере у Ашурова стоять. У меня в тот день были другие дела: с компаньонами общался, с арендаторами из других областей. Но всё удалили.
Статья 210 УК РФ
А в конце 2017 года мне еще предъявили часть 2 статьи 210 (организация преступного сообщества или участие в нем). Я тогда удивился – почему я с одним эпизодом участник преступного сообщества? С той самой незаконной рубкой, когда по показаниям Ашурова я стоял на шухере. Мой брат Андрей, который работал на пилораме, был тогда на концерте в Иванове, и Ашуров сказал, что вместо него стоял я. Этого не было, но мне предъявляют те два коротких разговора, где Ашуров мне звонит «мы на базе», а я говорю «молодцы, пока». Ашуров разговор вывернул таким образом, что это те 28 кубов приехали ко мне на базу. Так я стал членом преступного сообщества, хотя свою роль в нём до сих пор не понимаю. Из показаний Ашурова получается, что я с 18.00 до 22.00 стоял на фишке, в дозоре. И на днях обвинитель, основываясь только на показания Ашурова, попросила мне 7 лет общего режима. Она всем попросила какие-то дикие сроки – за убийство столько не дают.
Также только по показаниям Ашурова в нашем уголовном деле оказался лесничий Кузнецов, которого многие из нас до этого вообще не знали, познакомились с ним только при изучении материалов в ОВД. Он в деле сначала был свидетелем, потом специалистом на следствии, потом представителем потерпевшего, а потом стал главным, наверное, коррупционером Ивановской области. Якобы Кузнецов за 500 рублей передавал нам информацию о передвижениях сотрудников лесничества и полиции. Откуда у него эта информация была, судебное следствие так толком и не установило. Но за эти купюры по пятьсот рублей, якобы полученные несколько раз, обвинитель попросил Кузнецову шестнадцать лет строгого режима. 210-я статья, кстати, не у всех в деле, а только у пятерых – следствие так решило, хоть это и противоречит постановлению Верховного суда. Мы это заявляли, адвокаты ходатайствовали на прениях...
Ещё интересный момент. Брату, который у меня работал и работает мастером, тоже вменили 210-ю часть 2 и 191.1 часть 3 (перевозка, хранение, переработка и сбыт древесины). Однако 191-я является статьёй средней тяжести, и срок давности по ней уже наступил. А в Уголовном кодексе четко прописано, что в преступные сообщества входят только лица, совершившие тяжкие и особо тяжкие преступления. Каким образом они его со средней тяжестью туда протащили?
Прокуратура на всё говорит: нарушений нет, всё в рамках закона.
Ещё в процессе обвинитель занял такую позицию: доверяем словам Ашурова и критически относимся ко всему, что говорят обвиняемые и их адвокаты.
Следствие и обвинители провели расследование, основанное практически на одних словах, хотя есть специально разработанные всероссийским исследовательским институтом МВД РФ методики, учебные фильмы. Также у нас в деле не было экспертов и экспертиз, хотя мы ходатайствовали и о дендрологической (выявления причин гибели деревьев), и о трассологической (исследование следов) экспертизах. Но на всё это закрыли глаза – и следствие, и обвинение, и суд. Мы не раз подавали ходатайства, но получали отказ.
Предварительное следствие мотивировало отказы тем, что «места незаконных рубок осмотрены специалистами, которым мы доверяем». И тут интересный момент: в моем эпизоде есть специалист Кузьмин, работник «лесного» комитета, который осматривал место рубки совместно с оперативником четвертого отдела УМВД Прытковым. А уже в судебном следствии выяснилось, что у Кузьмина на тот момент не было лесного образования, хотя специалист должен обладать специальными познаниями, получить диплом, квалификацию. Кузьмин устроился в комитет лесного хозяйства апреле 2017 года, а диплом получил только в 2020 году. Но гособвинитель обошла этот момент очень творчески, задав Кузьмину вопрос – те действия, которые вы делали в 2017 году, и то, чему вы сейчас научились, это всё совпадает? И Кузьмин ответил: «Да, я всё правильно тогда сделал».
Потом я запросил вызвать оперативника Прыткова, который тоже участвовал в осмотре места якобы незаконной рубки и к которому у меня была масса вопросов. На что из полиции в суд пришел ответ: «Прытков уволился в 2020 году, место его нахождения неизвестно».
Один не был специалистом, второй растворился на просторах Родины. И что обвинение, прокуратура? Да ничего.
Сегодня мной готовится обращение к российскому бизнес-омбудсмену Борису Титову по факту этого уголовного дела – ведь именно о таких рисках он говорит в этом видео.
«Слухи и факты» не раз писали о так называемом «лесном» деле, начавшемся в 2017 году с задержаний никак не связанных между собой лесозаготовителей, которых потом фантазия полицейских следователей превратила в организованное преступное сообщество (вот, читайте: 2019-й , 2020-й , 2021-й , 2022-й годы). Сегодня процесс над «лесниками» подходит к концу, странности и непонятки перекочевали из следовательских кабинетов в зал судебного заседания, и 22 декабря государственный обвинитель запросила для лесорубов совершенно дикие сроки заключения – намного большие, чем обычно дают убийцам и насильникам. А мы под финал процесса попросили рассказать о деле Олега Головцова, одного из обвиняемых (в том числе по модной 210 статье Уголовного кодекса РФ).
Вот его рассказ – что называется «от первого лица».
- Я предприниматель, директор и учредитель двух лесозаготовительных предприятий - «Форест» и «Лестрансхолдинг», лесозаготовками занимаюсь с 2007 года. Делянки брал сначала с аукционов, потом у арендаторов, потом своя аренда появилась в Верхнем Ландехе. Нормально работали, без проблем. И вдруг 9 августа 2017 года на мою пилораму в Стромихино прилетает полицейское маски-шоу: УБЭПиПК, уголовный розыск и, насколько мне известно, даже спецназ «Гром». Пилорамщиков сначала чуток помяли, потом всех опросили – меня в том числе – и поехали ко мне домой на ТЭЦ-3с обыском. Там полицейские увидели документы, подтверждающие, что я арендатор лесного участка, и сильно удивились: «Мы думали, ты незаконно рубишь». Хотя я им ещё на пилораме сказал, что у меня всё в порядке на моём лесном «огороде». Мне тогда сказали – остаётесь в деле свидетелем.
Проходит три месяца, и 28 ноября 2017 года сотрудники третьего отдела УБЭПиПК задерживают меня на автостоянке у ТЭЦ-3 вместе с моим братом Михаилом Школиным, моим работником. Нас привезли в УВД, включили какую-то непонятную запись и дали прослушать два разговора. Один вообще из трёх слов, я в нём говорю: «Я на кладбище». И второй, чуть длиннее, с моим бывшим работником Ашуровым, который мне докладывает: «Мы на базе». А я ему: «Молодцы, до свидания». И оказывается, что этот Ашуров на основании тех двух разговоров заявил, что я участвовал в незаконной рубке и перевозке леса – стоял на шухере, когда вывозили два лесовоза древесины. Я говорю полицейским: «Вы что-то неправильно понимаете, у меня есть арендатор лесозаготовительного участка, который там рубит лес. У меня выработка только по расчётной лесосеке 16 тысяч кубов в год, плюс был договор купли-продажи с шуйским арендатором на 1600 кубов. Зачем мне воровать те двадцать восемь? И, тем более, зачем я, директор и собственник, буду у кого-то на шухере стоять?»
Но в итоге меня поместили в ИВС, а я сразу решил не брать 51-ю, стал давать показания и попросил провести следственные действия с Ашуровым. Тот дал свои показания, я свои. Следователь попросил меня под стражу заключить, но прокурор сказал – только домашний арест. Мы с адвокатом возражать не стали, и во избежание провокаций я решил отсидеться дома.
А провокации всё равно были. Ещё в статусе свидетеля на остановке в Кохме я увидел проходящего по этому же делу Кондрушина и хотел спросить, как дела. Помахал ему рукой, а тот побежал от меня через дорогу, его чуть машиной не сбило, сел в машину и уехал. А впоследствии сотрудники полиции развернули это так, что я хотел воздействовать как-то на этого Кондрушина – он, оказывается, тогда уже пошёл на досудебное соглашение, вовсю сотрудничал со следствием. Написали рапорт, что я пытался на Кондрушина оказать физическое и моральное давление, что он меня испугался и его затрясло. Из-за этого мне потом продлили домашний арест еще на четыре месяца – в итоге почти полгода просидел, а после меня отпустили под подписку о невыезде.
Технику ещё у меня изъяли как вещдок 10 августа 2017 года с пилорамы в Стромихино, на следующий день после маски-шоу. Я вроде ещё свидетелем был, но её забрали как доказательство того, что была незаконная рубка. На каком основании она была изъята, я так и не понял. К делу как вещественное доказательство технику приобщили только спустя почти год, а до этого она гнила на улице просто так.
Меня сегодня часто спрашивают, почему у нас столько времени длились следствие и суд. Да потому что это волокита была. Мы писали много жалоб на то, что затягивается следствие. А следователи отвечали, что следствие и затягивается из-за того, что жалоб много. Ещё мотивировали тем, что очень много народа в деле, много доказательств и следственных действий.
У нас сейчас в зале судебного заседания сидит 29 лесников, и это не только моя бригада. Следователи несколько бригад собрали в одну. А если посчитать с четырьмя досудебщиками и с учетом покойного Левицкого, получается 35 человек на старте было. И всех нас объединил гражданин Узбекистана Олим Ашуров . Это он зачем-то сказал следователям, что мой брат все эти бригады организовал – и полицейские сразу увидели признаки преступного сообщества. Вся структура нашего так называемого «преступного сообщества», куда Ашуров и себя по широте душевной включил, основана только на его показаниях. В деле есть все документы, опровергающие эту версию, но документам не верят, а верят Олиму Ашурову. А сам он на вопрос суда «вы знаете, что такое преступное сообщество?» ответил – да, это когда много народу.
Олим Ашуров
На момент задержания Ашуров находился в России незаконно. Я ему задавал вопросы в ходе судебного следствия, плюс была изучена его иммиграционная карта и установлено, что на территории Российской Федерации он заключался под стражу и неоднократно привлекался к ответственности по фактам мошенничества, но дела были прекращены. После задержания у него было два варианта: либо в СИЗО, либо в Центр временного содержания нелегальных эмигрантов. Но полицейские Ашурова почему-то выпустили под подписку невыезде. Я в суде спросил у него – каким образом ты остался на подписке о невыезде? Он ничего не ответил.
А сейчас Ашуров уже гражданин России, и есть подозрение, что это ему награда за досудебное сотрудничество со следствием, хотя в законе написано, что лицу, находящемуся под уголовным преследованием, отказывается в получении гражданства. В бланке на получение гражданства есть графа с вопросом: «находитесь ли вы под уголовным преследованием?». Я Ашурову на судебном следствии задал вопрос: «Что ты в этой графе написал?» А он затрясся и сказал – этот бланк заполнял не я. Далее я ему задал вопрос: «Почему ты не покинул пределы Российской Федерации и незаконно здесь находился?». Он сказал, что у него никаких проблем не было. Однако при изучении его телефонных переговоров с 6 по 8 августа 2017 года я нашёл звонок в миграционную службу. Ашуров спрашивает: «Что мне делать? У меня 7-го числа заканчивается регистрация». Ему отвечают, что можно продлить регистрацию еще на 90 суток, но он разошелся с женой, и она ему не давала прописку. Она ещё в конце 2016 года сбежала от Ашурова с детьми в Краснодар, потому что он её бил. А потом оказывается, что он как-то получил гражданство. Судья, надеюсь, на это обратил внимание.
Ашуров получил гражданство РФ в апреле 2019 года, когда предварительное следствие было уже закончено, следственные действия прекращены. И следователи не удосужились запросить из МВД Узбекистана характеристики на него и справки из медицинских учреждений. Никаких медицинских документов о том, что он в здравии, нет. Кто этот человек? Как и за что ему дали гражданство РФ? Мы не знаем, гособвинение этого не оглашало.
И ещё в суде был интересный момент. Я попросил огласить первую очную ставку, которая была в ИВС, на что получил отказ – гособвинение было против. Я объяснил, что есть противоречия в словах Ашурова, сказанных тогда и позже. Но получил отказ с формулировкой «вы затягиваете судебный процесс». И всё. В итоге вся моя вина строится на показаниях Ашурова, хотя тот постоянно менял в показаниях дату злополучной рубки. Сначала это был декабрь. Потом, когда меня задержали, он дал показания, что это было 7 февраля. Позже утверждал, что в том месте рубили в июне 2017-го. Но следствие не увидело противоречий в его показаниях и оставило в деле версию о том, что рубили 7 февраля 2017 года – именно в тот день, когда у меня были два коротеньких разговора с Ашуровым. Но моей полной фонограммы в деле нет. Я так понимаю, что её удалили, потому что по ней стало бы понятно, что в тот день я вёл много переговоров с другими людьми. Стало бы ясно, что мне некогда и незачем было на шухере у Ашурова стоять. У меня в тот день были другие дела: с компаньонами общался, с арендаторами из других областей. Но всё удалили.
Статья 210 УК РФ
А в конце 2017 года мне еще предъявили часть 2 статьи 210 (организация преступного сообщества или участие в нем). Я тогда удивился – почему я с одним эпизодом участник преступного сообщества? С той самой незаконной рубкой, когда по показаниям Ашурова я стоял на шухере. Мой брат Андрей, который работал на пилораме, был тогда на концерте в Иванове, и Ашуров сказал, что вместо него стоял я. Этого не было, но мне предъявляют те два коротких разговора, где Ашуров мне звонит «мы на базе», а я говорю «молодцы, пока». Ашуров разговор вывернул таким образом, что это те 28 кубов приехали ко мне на базу. Так я стал членом преступного сообщества, хотя свою роль в нём до сих пор не понимаю. Из показаний Ашурова получается, что я с 18.00 до 22.00 стоял на фишке, в дозоре. И на днях обвинитель, основываясь только на показания Ашурова, попросила мне 7 лет общего режима. Она всем попросила какие-то дикие сроки – за убийство столько не дают.
Также только по показаниям Ашурова в нашем уголовном деле оказался лесничий Кузнецов, которого многие из нас до этого вообще не знали, познакомились с ним только при изучении материалов в ОВД. Он в деле сначала был свидетелем, потом специалистом на следствии, потом представителем потерпевшего, а потом стал главным, наверное, коррупционером Ивановской области. Якобы Кузнецов за 500 рублей передавал нам информацию о передвижениях сотрудников лесничества и полиции. Откуда у него эта информация была, судебное следствие так толком и не установило. Но за эти купюры по пятьсот рублей, якобы полученные несколько раз, обвинитель попросил Кузнецову шестнадцать лет строгого режима. 210-я статья, кстати, не у всех в деле, а только у пятерых – следствие так решило, хоть это и противоречит постановлению Верховного суда. Мы это заявляли, адвокаты ходатайствовали на прениях...
Ещё интересный момент. Брату, который у меня работал и работает мастером, тоже вменили 210-ю часть 2 и 191.1 часть 3 (перевозка, хранение, переработка и сбыт древесины). Однако 191-я является статьёй средней тяжести, и срок давности по ней уже наступил. А в Уголовном кодексе четко прописано, что в преступные сообщества входят только лица, совершившие тяжкие и особо тяжкие преступления. Каким образом они его со средней тяжестью туда протащили?
Прокуратура на всё говорит: нарушений нет, всё в рамках закона.
Ещё в процессе обвинитель занял такую позицию: доверяем словам Ашурова и критически относимся ко всему, что говорят обвиняемые и их адвокаты.
Следствие и обвинители провели расследование, основанное практически на одних словах, хотя есть специально разработанные всероссийским исследовательским институтом МВД РФ методики, учебные фильмы. Также у нас в деле не было экспертов и экспертиз, хотя мы ходатайствовали и о дендрологической (выявления причин гибели деревьев), и о трассологической (исследование следов) экспертизах. Но на всё это закрыли глаза – и следствие, и обвинение, и суд. Мы не раз подавали ходатайства, но получали отказ.
Предварительное следствие мотивировало отказы тем, что «места незаконных рубок осмотрены специалистами, которым мы доверяем». И тут интересный момент: в моем эпизоде есть специалист Кузьмин, работник «лесного» комитета, который осматривал место рубки совместно с оперативником четвертого отдела УМВД Прытковым. А уже в судебном следствии выяснилось, что у Кузьмина на тот момент не было лесного образования, хотя специалист должен обладать специальными познаниями, получить диплом, квалификацию. Кузьмин устроился в комитет лесного хозяйства апреле 2017 года, а диплом получил только в 2020 году. Но гособвинитель обошла этот момент очень творчески, задав Кузьмину вопрос – те действия, которые вы делали в 2017 году, и то, чему вы сейчас научились, это всё совпадает? И Кузьмин ответил: «Да, я всё правильно тогда сделал».
Потом я запросил вызвать оперативника Прыткова, который тоже участвовал в осмотре места якобы незаконной рубки и к которому у меня была масса вопросов. На что из полиции в суд пришел ответ: «Прытков уволился в 2020 году, место его нахождения неизвестно».
Один не был специалистом, второй растворился на просторах Родины. И что обвинение, прокуратура? Да ничего.
Сегодня мной готовится обращение к российскому бизнес-омбудсмену Борису Титову по факту этого уголовного дела – ведь именно о таких рисках он говорит в этом видео.
Последние новости
Дорогие фурмановцы, примите поздравления!
Уважаемые жители Ивановской области! От имени Правительства Ивановской области и депутатов Ивановской областной Думы поздравляем вас с Днем весны и труда!
Уважаемые жители Ивановской области!
От имени Правительства Ивановской области и депутатов Ивановской областной думы поздравляем вас с Днём весны и труда!
Уважаемые жители Комсомольского муниципального района!
Примите искренние поздравления с праздником Весны и Труда! Первомай — поистине всенародный и любимый праздник.
Промокоды и личные финансы
Как они помогают управлять бюджетом и сэкономить